«Раздетые, избитые, едва живые от страха и горя люди покорно шли умирать»: 75 лет трагедии Бабьего Яра
19.09.2016 - 11:53
«Раздетые, избитые, едва живые от страха и горя люди покорно шли умирать»: 75 лет трагедии Бабьего Яра | Русская весна
Ровно 75 лет назад, 19 сентября 1941 года, части вермахта вошли в Киев. Спустя восемь дней в Бабьем Яре произошёл первый расстрел. Преступления нацистов, совершавшиеся здесь, привели к тому, что некогда мирное киевское местечко стало символом человеческой жестокости.
Как и почему Бабий Яр превратился в могилу для десятков тысяч евреев, цыган, украинцев и русских, рассказывает RT.
«Над Бабьим Яром памятников нет», — писал в 1961 году поэт Евгений Евтушенко. Спустя 55 лет после публикации этих строк на месте трагедии установлен уже далеко не один памятный знак.
Самый известный из них — монумент «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем Яру». Табличка гласит: «Здесь в 1941–1945 годах немецко-фашистскими захватчиками были расстреляны свыше ста тысяч граждан города Киева и военнопленных». Сам памятник представляет собой бронзовые человеческие фигуры, которые будто в смертельном отчаянии застыли на краю металлического постамента.
Эта история началась 19 сентября 1941 года, когда в Киев вошли немецкие войска. Первые пять дней захватчики грабили, но не убивали. Однако, когда на главной улице Киева, на которой расположились немецкие офицеры, раздались взрывы, нацистское руководство обвинило в случившемся евреев.
Можно предположить, что план по уничтожению этой части киевского населения у немцев был заготовлен изначально, но теперь появлялся и повод. Приказ от 27—28 сентября 1941 года по сути приговорил всех киевских евреев к мучительной смерти.
Но до самого последнего момента ни сами евреи, ни их знакомые и соседи не знали, что ждёт их у Бабьего Яра. Многие из обречённых верили (или хотели верить) в то, что на углу роковых улиц их погрузят в поезда и отправят в безопасное место. Парализованные страхом, люди не думали, почему спасать решили именно их.
Старики открыто говорили, что им сейчас предстоит встретиться с Богом, женщины плакали, кто-то тщетно пытался убедить себя и окружающих в добрых намерениях нацистов: мол, они, евреи, родственны немцам, язык близок — вот захватчики их и эвакуируют.
Разумеется, никаких поездов на месте встречи не оказалось: только немецкие солдаты со своими украинскими помощниками, проверяющие паспорта и сжигающие документы всех евреев. Один из 29 выживших, Рувим Штейн, затем вспоминал, что именно в тот момент, когда паспорт его матери полетел в огонь, он понял: они больше не люди, их больше не существует.
Другая спасшаяся, Дина Проничева, догадалась о расстреле, когда увидела, как провожающих не выпускают обратно в город без проверки графы «Национальность» в паспорте. Многие предпочли оставаться в неведении до самого конца. Позднее даже некоторые немцы (например, давший показания шофёр Хефер) удивлялись этой обречённой покорности людей, идущих на верную смерть.
Удивительно жестоким был даже путь к месту смерти. Группа в 30–40 человек должна была пройти по узкому коридору из солдат, которые избивали палками всех идущих, не делая поблажек ни женщинам, ни старикам, ни детям (нужно сказать, что именно женщины, старики и дети составляли большинство расстрелянных в первую волну казни, поскольку мужчины были призваны на фронт).
Но даже после этого несчастных не оставляли в покое. Вот что вспоминает Дина Проничева в разговоре с писателем Анатолием Кузнецовым:
Украинские полицаи (судя по акценту — не местные, а явно с Западной Украины) грубо хватали людей, лупили, кричали:
— Раздягаться! Быстро! Быстро!
Кто мешкал, с того сдирали одежду силой, били ногами, кастетами, дубинками, опьянённые злобой, в каком-то садистском раже…
Дина уверяет, что некоторые истерически хохотали, что она своими глазами видела, как несколько человек за то время, что раздевались и шли на расстрел, на глазах становились седыми.
Голых людей строили небольшими цепочками и вели в прорезь, прокопанную в обрывистой песчаной стене. Что за ней — не было видно, но оттуда неслась стрельба. Матери особенно копошились над детьми, поэтому время от времени какой-нибудь немец или полицай, рассердясь, выхватывал у матери ребёнка, подходил к песчаной стене и, размахнувшись, швырял его через гребень, как полено.
Детей, чтобы не тратить на них пули, убивали дубинками или вовсе закапывали живьём. В память о малышах, казнённых в Бабьем Яре, в 2001 году здесь установлен монумент, представляющий собой три сломанные куклы.
Из того оврага вернулись живыми только десять детей. Один из них, Рувим Штейн, бывший в сентябре 1941 года 15-летним подростком, сказал: «Наверное, я настоящий умер там, в Бабьем Яре, а то, что осталось, — искривлённая тень».
И вот, раздетые, избитые, едва живые от страха и горя люди покорно шли умирать. Последние мгновения их жизни ужасали даже нацистов.
Из свидетельских показаний немецкого шофёра Хефера об уничтожении евреев в Бабьем Яре 29—30 сентября 1941 года:
Раздетых евреев направляли в овраг, примерно 150 метров длиной, 30 метров шириной и целых 15 метров глубиной. В этот овраг вело 2 или 3 узких прохода, по которым спускались евреи. Когда они подходили к краю оврага, шуц-полицейские (немецкие) хватали их и укладывали на трупы уже находившихся там расстрелянных евреев. Это происходило очень быстро.
Трупы лежали аккуратными рядами. Как только еврей ложился, подходил шуц-полицейский с автоматом и стрелял лежавшему в затылок. Евреи, спускавшиеся в овраг, были настолько испуганы этой страшной картиной, что становились совершенно безвольными. Случалось даже, что они сами укладывались в свой ряд и ждали выстрела.
