Это было в Каспле.

1941 – 1943 г.г.

Начало оккупации.

    В первые дни, после объявления войны, все мужское население призывного возраста, районного центра Смоленской области села Каспли, за исключением дезертиров, которые впоследствии станут полицаями, ушло на фронт. 

    В 20-х числах июля 1941 года германские войска без боя заняли населенный пункт.

   Захвату поселения предшествовало отступление частей Красной Армии без признаков организованного отхода. Мост через реку был взорван в то время, когда подразделения РККА продолжали еще движение через село. Бои происходили уже за пределами Каспли с целью освобождения Демидова.

   Из донесения политуправления Западного фронта Главному управлению Красной армии о разгроме 5-й пехотной дивизии противника в районе Каспли и применении в бою первой батареи реактивных минометов.

 

ЦАМО. Ф. 500. оп.. 12462. д. 537. л. 107-108.

   Таким образом, вслед за Оршей и Рудней батальонные минометы реактивного огня «Катюша» применены и в районе Каспли.

   Фактически 5-я пехотная дивизия разгромлена не была, однако действительно понесла серьезные потери.

Установление «нового порядка».

    У  жителей ощущение войны появилось после первой бомбежки окрестностей села. Недалеко от Каспли, километрах в трех, находилась МТС. Там стояли несколько комбайнов, тракторов, косилок. В землю были врыты две цистерны с соляркой и мазутом. В один из дней немецкие самолеты стали прицельно бомбить МТС. Одну из цистерн подожгли. Огромные черные клубы дыма поднимались к небу. Это произвело на касплян удручающее впечатление.

   А еще раньше произошло бегство районного начальства. Советская власть пала. И как часто бывает в подобных случаях, со стороны населения начались грабежи складов с продовольствием и промтоварами. За один день все хранилища и магазины оказались разграбленными.

   Гитлеровцы вошли в Касплю не с запада и не с юго-запада, как можно было предполагать, а с северо-запада, со стороны деревни Рытино.

   Через некоторое время по селу потянулись колонны военнопленных советских солдат. Это были изможденные, оборванные, голодные люди. Если сердобольная старушка или женщина выносила им что либо поесть, то конвоиры ударами прикладов отгоняли пленных бойцов.

   По данным военного историка Кривошеева в течение 1941 года в плен попало 2,335,482 бойцов и командиров РККА. К весне следующего года в живых осталось приблизительно около миллиона. Так крестьянские дети рассчитывались за преступную бездеятельность высшего государственного и военного руководства страны. 

   С приходом исконного врага России началась оккупация нашего района. В здании бывшего райисполкома гитлеровцы организовали военную комендатуру.

  В помещении бывшего райвоенкомата обосновалась жандармерия. Одной из основных функций полевой жандармерии являлось обнаружение и задержание дезертирующих солдат. По словам Гитлера: «Солдаты могут умирать, а дезертиры должны умирать», — таким образом, большинство дезертиров казнили.

   Однако на оккупированных территориях она выполняла и другие задачи. Их миссия заключалась в контроле за передвижением транспортных средств, выполнении функций гражданской полиции, выявлении партизан, скрывающихся военнослужащих, также принимали участия в массовых арестах, расстрелах, особенно евреев, отправке людей в концентрационные лагеря. Тем же они занимались и в нашем районном центре. Отличились в пытках захваченных партизан, попавших в плен красноармейцев. Иногда по доносу местного жителя-предателя пытали женщин  касплянок. Тогда крики и вопли пытаемых раздавались по всему селу.

  Ощутимым знаком наступления лихих времен явилась казнь трех жителей соседней деревни. Как то утренней порой каспляне увидели на вершине могильника виселицу, на которой покачивались женщина, юноша и старик. Пять дней и пять ночей висели тела казненных. Присматривание к новой власти кончилось. Стало ясно, что пришел жестокий враг. Жители села поникли, а многие ушли в лес к партизанам.

  Всех коммунистов, комсомольцев, евреев поставили на учет в комендатуре. Списки родственников партизан, коммунистов и комсомольцев, евреев по данным некоторых источников составил и передал в комендатуру некто Труфонов. Как,  утверждается, в советский период он являлся районным следователем. Когда части Красной Армии  вернулись в Касплю, его задержали и повесили возле моста.

   Следующим звеном поддержания «нового порядка» и одновременно карательной структурой являлась  полиция. Она комплектовалась из русских мужиков. Это были, как правило, ворье, бандиты, хулиганы, бившие стекла в клубах и больницах в мирное время; учителя, недовольные советской властью, из деревенских школ; бывшие заключенные, пьянчужки, какие-нибудь мелкие людишки без роду и племени.

   Первое время Касплянской полицией руководил бывший учитель из деревни севернее Каспли по фамилии Гахович. Судя по фамилии, он мог быть фольксдойче (этническим немцем). В полиции служило 35–40 человек, вооруженных немецкими винтовками. Присутствие полицаев ощущалось буквально везде: они стояли часовыми у управы, патрулировали улицы, ходили по домам, разнося повестки, сидели в засадах в конце улиц Каспли, проверяли «аусвайс» (документы удостоверяющие личность), часто можно было видеть, как они тащили мужиков в полицию. Каспляне боялись их больше, чем гитлеровцев.

   По отношению к населению немцы вели себя агрессивно. Разговор с русскими, у них был один — «русский свинья». Других слов, кроме требований «матка млеко, яйки» жители не слышали. При этом любой немец мог без всякого повода отобрать скотину, поджечь хату или просто пристрелить человека, если он ему чем-то не понравился.   

   Оккупационная власть создала Каспле и районную управу. Она вела учет населения, выдавала удостоверения, без которых по селу запрещалось передвигаться — могли арестовать. Она мирила граждан, делила скот, содержала открывшуюся столовую, в которой готовили блюда из конины. Из всех учреждений оккупационных властей только, пожалуй, райуправа была более или менее лояльна к местному населению. Все остальные службы проявляли крайнюю жестокость: простой гражданский житель чувствовал себя абсолютно бесправным — любой полицай или немец мог его просто так пристрелить, сказав, что тот хотел убежать. Поэтому даже детям родители говорили, чтобы те не бегали во время игр.

  В районной управе работали будущие жертвы расстрела на Кукиной горе комсомолки Екатерина и Евдокия Помазкины поддерживавшие связь с партизанами.

   В семье Дуси Помазкиной долгое время прятался разыскиваемый гитлеровцами бывший преподаватель математики местной школы Иосиф Эйдин. Спустя некоторое время подруги Помазкины снабдили его надежными документами и переправили на Большую землю.

   В семидесятых годах прошлого века Эйдин проживал в Москве, работая в одном из техникумов города и вероятно с благодарностью вспоминал своих спасительниц.

   По осени власти в селе организовали занятия в школе. Собрали всех учителей и учеников. Сначала несколько дней учащиеся сидели и по указке учителя вычеркивали, вымазывали в учебниках запрещенные немцами слова: «коммунист», «колхоз», «Сталин», «революция», «Октябрь» и еще массу слов советского периода. Когда книги «исправили», начались занятия как в обычной школе. Учителя, преподавая учебные дисциплины, старались придерживаться требований немецких программ выработанных для оккупированных территорий.

   Зимой 1942 года немцы решили детей приобщить к религии. В речке во льду вырубили большой крест — «иордань» — и, построив детей по четыре человека в ряд, повели к проруби. Батюшка-священник всех обрызгивал водой — «святил». Освященную воду бидонами принесли домой. Церковный обряд  касплянам очень понравился.
   Немцы по домам ходили редко. Только 2–3 раза в неделю два автоматчика подходили к дому с бидоном-флягой и большой плетеной корзиной, стучали в окна и на ломаном русском кричали: «Мамка, млеко, яйко!».

                                                                   Взаимоотношения партизан и местного населения.

    Партизаны начали заявлять о себе с конца лета. Опасаясь нападений, на подступах к селу,  оккупанты организовали опорные пункты, где в железобетонных дотах дежурили по 5 – 7 немецких солдат. Партизаны воспользовались уязвимостью дежурных постов и когда туда подвозили продовольствие для караульных, то, зачастую, совершали нападения на подводы или же минировали дороги. Гитлеровцы нашли такой выход из положения: впереди повозок пускали телеги с местными жителями. Однажды в результате взрыва партизанской мины погибло восемь мирных жителей.

Антипартизанский рейд в Касплянском районе

   Как-то морозной зимой 1942 года немцы организовали карательный отряд для прочесывания леса с целью поимки или уничтожения партизан. Собралось несколько десятков немцев, и они взяли с собой почти всю касплянскую полицию.

  Утром большой обоз немцев и полицейских ушел в сторону леса. Оттуда послышалась стрельба - это партизаны устроили засаду и каратели понесли большие потери. Сколько погибло немцев жители села не знали, но девять гробов с убитыми полицейскими выставили около больницы. Характерным оказалось то, что убитые лежали в гробах в тех позах, в каких их застала смерть — вытянутые в стрельбе руки, полусидячие скорчившиеся тела. Видно было, как их расстреляли в лесу — так они и окостенели в снегу, так их и пришлось класть в гробы. Начальник полиции Гахович произнес краткую речь, прозвучал трехкратный оружейный салют из винтовок, могилу быстро засыпали. Так нашли свой последний приют девять предателей Родины. Немцев хоронили отдельно, на большом немецком кладбище при выезде из Каспли.

   В Касплянском районе действовала отдельная бригада особого назначения НКВД «Сатурн» под командованием Анисима Воропаева. Бойцами и командирами спецподразделения являлись хорошо обученные и тренированные подрывники-диверсанты. В контакте с ними проводили операции и партизаны отряда старшего лейтенанта РККА И.Р. Шлапакова где воевал комсомолец Володя Куриленко, ставший впоследствии посмертно Героем Советского Союза. На территории района действовало значительное число партизанских отрядов и других вооруженных формирований.

   Взаимоотношение партизан и местного населения можно назвать сложным. С оккупантами все ясно. Этих следовало обеспечивать продовольствием по праву побежденной стороны. Кроме того население облагалось сельскохозяйственным налогом, который подлежал сбору независимо от платежеспособности населения. Для питания самих селян продуктов почти не оставалось. Жили  впроголодь. Теперь партизаны. Они ведь не пахали и не сеяли. Население как могло, делилось продуктами и с ними. Но не всегда партизанские фуражиры были желанными в касплянских семьях. Партизаны ведь могли забрать даже то, что не могло обеспечить физическое выживание поселян. Кто-то скажет, что народные мстители нападали на немецкие продовольственные обозы, отправляемые  в областной центр и сопровождаемые полицейскими, отбивали их, обращая продукты в свою пользу. Все это так. Однако, возвратившись с пустыми руками в Касплю, гитлеровцы по второму кругу шли собирать продовольствие у крестьян села и снова отправляли обоз. Таким образом, нередко звучали проклятия не только в сторону оккупантов. После подобных рейдов семья каплянина обрекалась на голодную смерть. Ладно, если все это происходило весной или летом, когда можно было варить крапиву, лебеду, разные коренья, а если зимой?                   

                                                                        Взаимоотношение населения и оккупантов.

  Кроме военной комендатуры оккупационные власти создали сельскохозяйственную комендатуру во главе с комендантом-немцем.

   В один из дней по дворам прошли два автоматчика и приказали явиться утром на колхозную площадь в центре Каспли. Когда люди собрались, комендант через переводчика обратился к селянам: «Ну вот, вы теперь свободны от коммунистов, а главное — от колхозов. Теперь каждый из вас самостоятельный хозяин. Вы можете держать сколько пожелаете скота, пахать и сеять землю, сколько вам выделит ваше общество. На этом сходе мы вам поможем выбрать старосту, который и будет вами руководить. Его распоряжения, приказы вы все должны исполнять так, как будто они исходят от нас — оккупационных властей. Можете открыть школы, организовать работу больницы, завести столовые, магазины. Пусть работает ваш базар. Можете учить детей религии. Мы, немцы, всячески будем поощрять частную собственность, вашу инициативу и работоспособность. Можете начать ремонтировать мосты и дороги, убрать с площади грязь. Вам дана полная свобода в ваших сельскохозяйственных делах. Так кого вы будете выбирать своим старостой?».

    Из толпы послышались предложения, записали несколько человек. Потом переводчик стал их называть, все они шумно отказывались, понимая, что брать на себя обузу старосты — это равносильно смерти. В соседних с Касплей деревнях старосты уже поменялись несколько раз — днем сход старосту избирал, а ночью приходили партизаны и расстреливали его, как фашистского прихвостня.

Вновь избранный староста.

   После долгих споров, криков староста Каспли был избран, его заставили держать речь. Слова новоявленного старосты удивили касплян и сразу же разделили на два враждующих лагеря.

— Земли в Каспле мало, да и она малоурожайная: песок, глина. Лугов и вовсе нет. Леса для дров тоже нет, — начал староста. — Так я думаю своим умом, что землей надо наделять только тех касплян, которые являются коренными жителями, издревле живущими в этом селе. А всем пришельцам — учителям, врачам, служащим, продавцам, работникам разных учреждений — земли не нарезать. Пусть они пользуются огородами возле хаты.

    В толпе раздался гул. Коренные крестьяне гудели вроде бы одобрительно. Те же, кто были приезжими, но уже давно жившими, зароптали гневно и злобно: «И что ж, нам теперь и зубы на полку?! Да разве с одного огорода можно семью прокормить?!»

   Так как с началом войны в продаже не стало мыла, не было спичек, соли, керосина, то жители попали в трудное положение. Выменять у немца кусок мыла можно было за 10 яиц или литр молока, спички были на вес золота, поскольку немцы в большинстве случаев использовали вместо них зажигалки.

   Гитлеровские солдаты также как и местное население пусть и в меньшей степени, но тоже  страдали от вшей: расчесывали тело, бегали купаться в озеро, сами стирали белье, скребли швы в рубашках лезвиями безопасных бритв. Если приходили на постой или ночлег в хату, выгоняли жильцов на улицу и не брали их тряпье с тем, чтобы использовать его в качестве подстилки или укрывания. Когда занимали помещение школы или больничного барака, они сначала оттуда все выбрасывали на улицу, наносили с полей сена или соломы, клали на нее брезент и так спали.

   В качестве моющего средства жители использовали мыло изготовленное из трупов убитых собак. Брали мясо и внутренности животных укладывали в емкость где варилось тягучая масса, добавляли поташ в результате чего получалось самодельное мыло. При помощи данного средства стирали белье. Тем и спасались.     

                                                                               Расстрел жителей села у подножья Кукиной горы.

   Как то летом 1942 года на автодороге «Каспля – Смоленск» партизаны подорвали машину немецкого военного коменданта. Из Смоленска к месту происшествия приехал начальник окружной полиции (по терминологии оккупантов - корпуса самообороны) майор Дмитрий Космович.

  Для осуществления карательной акции прибыло подразделение 335-го охранного батальона. Среди карателей находились будущие осужденные окружным военным трибуналом  к смертной казни через повешение ефрейтор Гаудян Курт, ефрейтор Вили Краузе, ефрейтор Эрих Мюллер.

  Военнослужащие немецкой армии и полицейские прибыли на трех автомобилях. Возглавлял отряд немецкий полковник.

   Поскольку жителям села запретили выходить из своих домов, то картину расстрела суды в послевоенное время восстанавливали лишь по показаниям полицейских, бывших в оцеплении и участвовавших в подготовке расстрела. На судебных процессах дали свидетельские показания местные жители, оказавшиеся по каким либо причинам в том районе.

   По заранее подготовленному начальником Касплянской полиции С.В. Сетькиным списку людей отконвоировали  в здание районной больницы и установили усиленную охрану. Село оцепили те же полицейские.

   Около 16-и часов пополудни 1 июля 1942 года заложников группами вывели из районной больницы. Первыми вели женщин и детей.

   Недалеко  от указанных построек дорога делала развилку в две стороны. Одна дорога шла к Кукиной горе на сельское кладбище, другая выходила из Каспли в сторону сел Зарубинки, а так же Иньково. И вот пока конвоируемых вели до развилки, то они шли спокойно. Вероятно люди думали, что их отправляют на ж/д станции Голынки или Рудня с последующей перевозкой на принудительные работы в Германию или куда либо еще. Но когда конвой дал команду повернуть влево, то  жертвам стало понятно, что их ведут на расстрел. Люди начали оказывать сопротивление, пытались вырваться, женщины и дети плакали. Однако полицейские плотным кольцом окружившие обреченных, прикладами и штыками загоняли их обратно в группы.

    Среди заложников оказались районный прокурор Д.Ф. Калентеенков, брат известного на Смоленщине писателя Е. М. Марьенкова – П.Е. Марьенков, директор Касплянской средней школы М.С. Исайченков.

   У подножья Кукиной горы уже был вырыт ров, куда предполагалось сбрасывать трупы. Первыми расстреливали женщин и детей. Их отделили от общей массы людей и велели раздеться до нижнего белья.

   Началась паника, женщины пытались разбежаться в разные стороны, но везде их встречали штыки и приклады подручных карателей.

   Полицейские вырывали из гущи людей десяток человек и вели их к яме. Каратели стреляли заложникам в затылки, малых детей сбрасывали вслед за матерями. Некоторые пытались бежать, но беглецов настигали пули. Трупы подволакивали к яме и сбрасывали вниз.

  Впоследствии, давая показания на суде, каплянские полицейские утверждали, что когда подводили к яме комсомолку Катю Помазкину она запела песню «Катюша». 

   Следом наступила очередь мужчин. Жертвам приказали раздеться донага. Затем так же по десять человек подводили к траншее и расстреливали в упор.

   Когда все было кончено, ров закопали, но земля продолжала шевелиться. Видя это, немецкие солдаты из автоматов открыли огонь по могильнику.

   Завершил акцию сам начальник окружной полиции Космович. Он встал на свежий холмик земли и символическим жестом утрамбовал ее своими сапогами.

  Согласно показаниям Сергея Сетькина часть вещей убитых взял себе Космович, часть имущества досталась начальнику района, а остальные носильные вещи погрузили в грузовик и отвезли на районный склад. Впоследствии дома расстрелянных подверглись разграблению полицаями. Так, из дома погибшей касплянки Давыдовой полицейские вынесли патефон. Позднее за шнапсом и самогонкой слушали веселую музыку.

  Не совсем понятны мотивы германского командования, провести казнь людей скрытно. Логичным было бы  подобные действия для устрашения населения провести публично. Завоеванный народ должен видеть, как победитель железной рукой устанавливает новый порядок.

                                                                                                    Возмездие.

     Не всем преступникам той войны воздалось за содеянное. Не то, что бы не воздалось вообще, но многие отделались сравнительно легко или избежали наказания.

    Главный виновник карательной акции Дмитрий Космович ушел вместе с отступающей германской армией на Запад. Несмотря на активное преследование военных преступников властями Федеративной Республики Германии, Космович благополучно обосновался в городе Штутгарте, прожил долгую жизнь, умер естественной смертью. Советской юстиции не удалось добыть достаточно доказательств его виновности в преступной деятельности на территории нашей страны  для выдачи его СССР.

  Тем не менее, так или иначе, каплянских полицейских разыскивали, в разное время судили и приговаривали к различным срокам лишения свободы. Те, на ком не было крови, наказание отбывали реально. Тех, кто лично расстреливал людей, приговаривались к высшей мере наказания. Однако политика оказалась выше категорий справедливости и правосудия.

  А все дело в том, что в середине 1955 года Председатель КГБ СССР Иван Серов обратился в ЦК КПСС с аналитической запиской, где сообщал, что находящиеся на Западе «невозвращенцы» могут быть использованы в качестве боевой силы в предстоящей войне. С учетом предложений Серова  Президиум Верховного Совета СССР 17 сентября 1955 года принял Указ «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941 – 1945 годов».

    Указ смягчал меру наказания осужденным по данной статье, а зачастую освобождал от наказания вовсе. Правда его действия не касалось активных пособников оккупантов, тем более тех на ком была кровь.

    К сведению читателей согласно статье 58-1а УК РСФСР в редакции от 1938 года трактовавшей действия полицаев как «измена Родине», т.е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, карались высшей мерой уголовного наказания -расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах - лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества.

  Что касается Каплянских полицаев, то в первую очередь хочется назвать наиболее активных участников того страшного события.

   Вероятно одним из первых  предателей Родины в 20-х числах июня 1946 года перед судом предстал полицай П.Е. Лавейкин. Судил его трибунал войск МВД Смоленской области в помещении районного дома культуры.

    Обвинялся коллаборационист в том, что проживая на территории Бороденковского сельсовета добровольно перешел на службу к немцам и активно сотрудничал с оккупационными властями. Служил управляющим общины, работал счетоводом общины, старостой деревни.

  Проявляя служебное рвение отнимал у населения теплые вещи с последующей передачей германскому командования для солдат вермахта, организовывал общественные работы при постройке немецких оборонительных сооружений. Особенно отличился в операциях по борьбе с партизанами. Выдавал властям всех селян заподозренных в связях с партизанами.

    Особым пунктом обвинения являлось оказание помощи карательным подразделениям в выслеживании и передаче сведений о диверсионной группе комсомольца Володи Куриленко.  12 мая 1942 года Куриленко с товарищами возвращаясь с операции остановились на ночь в деревне Саленки в доме Цырюльникова. Узнав об этом Лавейкин немедленно сообщил об этом немецкими властям. Вскоре дом где расположились партизаны окружили гитлеровцы. Завязался неравный бой. В ходе боевого столкновения один из партизан погиб. Тяжело раненого Куриленко оставшийся в живых один из участников группы вынес из дома и лесом направился к партизанской базе. Однако в пути командир группы Куриленко скончался от ран.  За отвагу и геройство проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1942 года Владимиру Тимофеевичу Куриленко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Что касается Лавейкина то трибунал приговорил его к высшей мере наказания - расстрелу.     

   В разное время одними из первых  по касплянскому делу разысканы, арестованы и осуждены бывшие полицейские И.В. Чуранов и А. Поздняков.

   Особо следует сказать о  Сергее Васильевиче Сетькине, уроженце деревни Бакшеево, 1896 года рождения. После начала  оккупации территории Касплянского района поступил на службу полицаем. С марта 1942 года Сетькин - начальник Касплянской полиции, затем с октября 1942 года старшина  Воробьевской волости. Там где служил предатель лилась кровь мирных жителей.  Так, например, по его указанию повешены братья Кутузовы. С освобождением территории Смоленщины бежал в Белоруссию. В октябре 1946 года арестован на хуторе Шорки Ошмянского района Молодечненской области БССР. В 20-х числах октября 1946 года в Каплянском районном доме культуре состоялся суд.  Трибуналом войск МВД Смоленской области Сергей Сетькин осужден по ст. 58 1-а УК РСФСР к высшей мере наказания через расстрел. Приговор приведен в исполнение.

   На суде Сетькин показывал: «…В село Каспля на легковой машине приехал начальник окружной полиции Космович и предложил мне собрать всех коммунистов и евреев. Арестованных мы привели в дома бывшей больницы, где сначала зарегистрировали, а затем взяли под охрану. Днем я ходил арестовывать две еврейские семьи. В двух домах забрали двух женщин и троих детей. Всего я сам и мои подчиненные арестовали по заранее подготовленному списку более 150 человек…

   Одежду, которую мы сняли перед расстрелом с подлежащих расстрелу людей, частью забрал себе Космович, частью забрал начальник района, а остальную одежду погрузили на автомашину и свезли на склад в село Каспля. Фуражку расстрелянного Исайченкова я забрал себе и носил некоторое время, пока жена Исайченкова не увидела и не сказала, что это фуражка ее расстрелянного мужа…».

  В течение тридцати лет после освобождения Смоленщины продолжались поиски преступников. Срока давности подобные преступления не имеют.

   По всей видимости, одним из последних судебных процессов над пособниками оккупантов явился суд состоявшийся во дворце культуры железнодорожников в городе Смоленске. Семерых  коллаборационистов судил трибунал Московского военного округа. Процесс проходил в период с 16 июня 1971 года по 17 июля 1971 года. Обвинялись в измене Родине Н.Е. Черномашенцев, С.М. Липилин, В.И Дворников, И.Е. Шпаков, С.В. Кочуров,  Г.Т. Ахмедов, И.С. Сетькин.

   За прошедшее после окончания войны время многое изменилось. Одни из бывших полицейских села Каспля уже отбыли свою меру наказания, некоторых коснулась амнистия 1955 года, но были и такие кто долгое время скрывался от правосудия.

    Так, например, сын Сергея Сетькина – Иван превратился в Иванова Ивана. Произошло это еще во время войны. На территории Белоруссии сказавшись беженцем и пройдя фильтрационный лагерь «смершевцев» назвался Ивановым. Был мобилизован в действующую армию. Под данной фамилией воевал в составе наших войск до окончания войны. После чего поселился в Волгограде, где  работал плотником. Узнав, что отец расстрелян, порвал связи с родными и близкими. Но поскольку божья мельница мелет медленно, в 1971 году дошла очередь все-таки и до него.

  Другой фигурант будущего дела Сергей Липилин стал Сергеем Морозовым еще будучи каплянским полицаем. История его перевоплощения обычная. Попав в начале войны под Оршей в окружение, командир роты младший лейтенант Липилин создал партизанский отряд. Когда гитлеровцы начали наступление на Москву для него стал очевидным факт разгрома Красной Армии. Командир решил идти во банк, сдался немцам, присвоил себе фамилию Морозов под которой и стал известен каплянам. Некоторое время командовал полицейским подразделением. Затем его назначили преподавателем полицейской спецшколы. Принимал участие в расстреле заложников в районе Кукиной горы села Каспля.

   Из показаний подсудимого Липилина: «Во время этого массового расстрела советских трудящихся я лично вместе с другими полицейскими участвовал в расстреле двух или трех групп примерно до десяти человек обреченных. Я в обреченных стрелял два раза из карабина, при расстреле каждой из этих двух или трех групп людей я лично расстреливал как женщин с детьми, так и мужчин».

   После войны Липилин (Морозов) работал на фабрике детских игрушек в городе Боровске Калужской области. Там же и задержан сотрудниками госбезопасности СССР.

  Н.Е. Черномашенцев – командовал особым карательным отрядом. Принимал непосредственное участие в расстреле советского активиста нештатного корреспондента Смоленской областной газеты «Рабочий путь» Ильи Заломаева. Младший Заломаев также расстрелянный Черномашенцевым  был известным в районе председателем колхоза.

   После войны на волке Черномашенцеве отросла овечья шерсть. Долгое время работал бригадиром животноводства в совхозе одной из областей.

Василий Дворников одновременно с отступавшими гитлеровскими частями дошел до немецкого города Лейпцига. Там превратившись в бывшего военнопленного, явился в советскую комендатуру. По окончании войны Дворников нашел незаметное место монтажника в управлении буровых работ

   Подсудимый на допросе пояснил:  «Началась паника. Раздались вопли женщин и детей. Люди кричали, рвали на себе волосы».

   -Полностью признаю себя виновным в расстреле женщин и детей. Я стрелял в спины неизвестных мне женщин, детей и мужчин тоже. В лицо я их не знаю. На вопрос прокурора:

   - Как реагировали жертвы, ваши жертвы, которых вы казнили без суда и следствия?

  -  Там страшное дело было. В таком кошмаре. Вы понимаете… Невозможно было…

   - Перед расстрелом вы раздевали женщин?

   - Да, я раздевал женщин, гражданин прокурор.

   - И детей тоже?

   - Нет, я детей не раздевал.

   В суде выяснилось, что Дворников арестовал касплянку Елену Майорову, которая через сутки была расстреляна вместе со своим малолетним ребенком.

    Касплянский полицейский Шпаков. Когда под натиском советских войск немцы отступили на запад, Иван Шпаков в Белоруссии принимал участие в подавлении местного движения сопротивления. Затем примкнул к «лесным братьям» - националистической организации Литвы. В Германии – к эсэсовцам. В Дании охранял штаб «власовской» дивизии.

  За границей не прижился. Перебрался под видом бывшего военнопленного в СССР. Рассказывал деревенским мужикам, бывшим фронтовикам, как чудом остался жив в фашистских лагерях. Трудился механизатором в сельском хозяйстве, часто менял места работы. Судим за особо злостное хулиганство. Незадолго до ареста лечился от алкоголизма.
   Иван Шпаков не скрывал факта добровольности вступления в полицию. Особенно ему запомнилось посвящение под знамена германского фюрера: «В первый день, когда я вступил в полицию, мне выдали желто-коричневые штаны и хорошую бельгийскую винтовку».

  Вооруженный пулеметом 1 июля 1942 года входил в группу охранения карательной операции против мирных жителей Каспли.

   На допросе в суде ставил под сомнение репутацию партизанских отрядов, действовавших в Касплянском районе утверждая, что ему приходилось защищать мирных жителей от своеволия партизан и что если бы не было подрыва машины коменданта, то не было бы и расстрела жителей села.

  Кочуров со товарищи, уйдя от преследований наседавшей Красной Армии вступил в тридцатую дивизию СС, отличившейся в карательных операциях, награжден германской медалью за отличие по службе, затем примкнул к «власовской» армии.

   Понимая, что за границей его не ждут, постарался легализоваться на своей родине под фамилией Кучеров, что ему удалось. После войны устроился работать грузчиком, плотником, разнорабочим, нигде не проявляя себя с положительной стороны.

Аварец Ахмедов уходя вместе с немцами вступил в «русскую освободительную армию», где воевал против своих же соотечественников.

   После войны в Махачкале обнаружился в качестве каменщика.

   А сколько таких Ахмедовых – Черномашенцевых остались неразоблаченными. Многие стали ветеранами ВОВ. На встречах с пионерами рассказывали о своих подвигах на фронте.

  Из показаний подсудимых и свидетелей, бывших полицейских, можно составить некоторое представление о разыгравшейся 1 июля 1942 года трагедии в селе Каспля.

   Петр Васильев: «…1 июля часа в два дня из Смоленска приехал немецкий карательный отряд численностью около сорока человек, который возглавлял немецкий полковник. Карательный отряд выставил свои посты вокруг помещения бывшей больницы…».

   Чуранов: «…Вместе с немецкими жандармами на трех крытых грузовиках прибыли полицейские, а Космович - на легковой машине. После обеда наше начальство забегало. …Когда мы привели этих людей за Кукину гору, я увидел там большую яму. Нас поставили в оцепление. Отдельной группой и несколько в стороне стояли Космович, Сетькин и несколько немецких офицеров. Космович дал распоряжение начинать. После этого немецкие жандармы и полицейские отделили человек десять, и столько же примерно конвоиров повели их к яме…Космович руководил расстрелом, отдавал распоряжения, приказывал подводить к яме ту или иную группу арестованных…После того как мы закопали яму, немцы стали стрелять из автоматов в землю, так как земля шевелилась. По-видимому, мы закапывали еще живых людей…».

   Дербанов: «В процессе расстрела Космович находился на месте расстрела, наблюдал за его ходом, руководил им и при расстреле нескольких групп арестованных из своего оружия вместе с другими карателями стрелял в арестованных».

   Филипп Косенко: «…Наш начальник Сетькин кричал нам: «Ну, что развесили губы! Стреляйте!...».

   Имелся еще один свидетель, решительные действия которого могли переломить ход событий. Имя и фамилия его – Павел Шурыкин.

  Бывший комсомолец, учившийся вместе с Помазкиными и знавший Володю Куриленко, добровольно вступил в полицию.

   В день расстрела получил особое задание. Ему вручили снаряженный пулемет и дали приказ находиться на вершине Кукиной горы, обозревать местность, не допустить подхода партизан. Ну, что ему стоило, находясь в воронке от снаряда разрядить пулемет в спины оккупантам?

   На ранее состоявшемся суде оправдывался тем, что исполнял второстепенную роль в расстреле жителей села.

   Гитлеровцы оценили исполнительного пособника. Вскоре после карательной акции назначили учителем географии в местную школу.

Свидетельница Евгения Гнатенкова: «…Примерно часа в четыре арестованных повели к Кукиной горе. По обстановке было видно, что ведет их на уничтожение, и многие из них не хотели идти на смерть. Их толкали вперед прикладами винтовок, били палками…».

   Свидетельница Анисья Помазкина: «…В первой колонне были женщины и дети. Они кричали, плакали… Конвоиры плотным кольцом окружали арестованных. Я бросилась к арестованным и увидела свою дочь. Я крикнула ей, она обернулась и закричала: «Мама, спаси меня».  В это время конвоир ударил ее прикладом винтовки. Я потеряла сознание и упала».

   17 июля 1971 года Военный трибунал Московского военного округа приговорил Н.Е. Черномашенцева к высшей мере наказания - смертной казни через расстрел. В.И Дворникова, и И.Е. Шпакова к пятнадцати годам лишения свободы; С.М. Липилина  к тринадцати годам  лишения свободы; С.В. Кочурова к двенадцати годам лишения свободы;  Г.Т. Ахмедова, И.С. к  десяти годам лишения свободы; Сетькина к семи годам лишения свободы с отбыванием наказания всем осужденным в исправительно-трудовых  колониях строго режима.

                                                                     Спорные моменты в эпизоде  расстрела у Кукиной горы.

    В судебном процессе над немецкими военными преступниками проходившем в городе Смоленске в декабре 1945 года фигурировали данные о 90 мирных жителях казненных 1 июля 1942 года в селе Каспля. Иными словами военные следователи предоставили суду доказательства гибели 90 человек.

  В настоящее время принято считать, что казненных в тот день было 157 человек. На обелиске в память о расстрелянных установленном на Кукиной горе также указаны  90 фамилий, столько же сколько звучало в суде над солдатами немецкого охранного батальона. Остальные имена как будто неизвестны. Но как могло случиться, что в относительно небольшом селе фамилии почти 70 жертв не установлены? Нельзя забывать каким было предвоенное время. Каждый человек находился на строгом учете. Возможно, среди убиенных находились беженцы? Однако хорошо известно, что в заложники попали коммунисты, комсомольцы, члены семей партизан из местных жителей и еврейская семья. И потом, почему выжившие родственники по окончании войны не заявили властям о своих погибших сородичах и не добились увековечения их памяти.

  Хочется надеяться, что эксгумацию трупов для того чтобы их пересчитать власти не проводили. Этично ли тревожить мертвых, да и зачем? Таким образом, показания бывшего начальника полиции Сергея Сетькина о списке с более чем 150 фамилиями не представляются достаточно убедительными.  Вместе с тем, какой был смысл ему брать на себя лишнюю вину? Может быть в сообщениях указывается общее число казненных за весь период оккупации? Ведь был еще расстрел жителей селения в районе МТС. Или это наша исконная привычка считать: миллион туда – миллион сюда?

    Второй момент судебного дела. Все как один подсудимые утверждали, что лично стреляли в заложников 1 июля 1942 года. Автор данных строк не может согласиться с их показаниями.

   Роль подсудимых и вообще всех полицаев Каспли сводилась к обеспечению порядка при расстреле людей солдатами 335-го охранного немецкого батальона. Это военнослужащие данного подразделения непосредственно вели огонь по заложникам. Для акции устрашения их и привезли из города Смоленска. Полицаи Каспли, а так же  прибывшие вместе с гитлеровцами полицейские выполняя преступный приказ: стояли в оцеплениях, конвоировали людей от больницы до Кукиной горы, держали обреченных в отдалении пока расстреливалась очередная партия, возможно раздевали женщин и мужчин, при помощи штыков и прикладов не давали им убежать, закапывали могилу.

   Почему же тогда они дали признательные показания? Думаю, что судебный процесс 1971 года был в большей мере политическим и срежессированным. Общественности следовало показать, что несмотря на тяжесть содеянного  осужденными, советская власть все же великодушна и гуманна. Говоря современным языком, подсудимые еще до суда пошли на своеобразную сделку со следствием. В обмен на данные показания им сохраняли жизнь. На предателях не было крови. В противном случае их ждал бы расстрел. Так поступили со старшим Сетькиным и Черномашенцевым, на них кровь была. Этот полицейский лично расстрелял семью Заломаевых. То же самое делал и Сетькин в отношении некоторых жителей села. К тому же он попал под «горячую» руку властей. Судили его в 1946 году, когда еще остро чувствовалась боль утрат и не утихла ненависть к врагам своего народа.

   Другие подсудимые с учетом Указа об амнистии от 1955 года отделались сравнительно легко.
   Изложенные  здесь  утверждения  автора  можно  оспаривать,  в  силу чего доводы выделены в отдельный подраздел статьи. Не хочу быть истиной в последней инстанции.

   Памятник расстрелянным касплянам.

Освобождение Каспли.

    Выдавливание противника с территории района проведено силами 39-й армии Калининского фронта в рамках общей Смоленской наступательной операцией.

   Овладевала    селом   134-й    Вердинская   стрелковая   дивизия.   В   ночь   на  25 сентября  1943  года  части   данного соединения, переправившись через небольшую речку Жереспея, с боем взяли деревни Язвище   и  Полозы.  В  12  часов дня   передовые  части  подошли  к   реке Каспля  севернее  районного  центра.  При  поддержке   артиллерии  овладели деревнями  Андреево  и  Семеново  Горелышевского   сельсовета.  К  вечеру   части   дивизии   находились   на   рубеже деревень  Романенки – Короли  Мамошкинского  сельсовета – Стежки  Воробьевского сельсовета. В середине  этого же дня   части   515-го   стрелкового   полка   вышли  южнее  Каспли   и   сосредоточились  напротив  деревни  Лакисы.  На левом  берегу  реки   находились  оборонительные  рубежи  противника.  После  артподготовки   части  Красной  Армии   заняли  Лакисы.  Охватывая  село  с  юга,  наступление  было продолжено. В самой Каспле  сильным оборонительным рубежом явилась старинная церковь с ее мощными кирпичными стенами и сводами расположенная  на холме.

   Исход  боя  решила рота автоматчиков под командованием майора Беликова. Подразделение вошло в село с севера. В результате  полуторачасового  боя  противник  отступил.  Атака  оказалась  столь  стремительной,  что  гитлеровцы  не успели  даже  взорвать  мост  через  реку  Каспля.  Так  под натиском подразделений 134-й и 219-й стрелковых  дивизий вражеский гарнизон покинул село.

   В сводке Совинформбюро за 26 сентября 1943 года сообщалось, что  на  Витебском  направлении   наши   войска  вели наступательные бои и продвинулись на отдельных участках вперед от 6 до 11 километров, овладев  районным центром Смоленской области селом Каспля, а также заняли свыше 200 населенных пунктов.

   В результате  боев  за  Касплянский район потери Красной Армии составили свыше  600 красноармейцев  и офицеров. В настоящее время в селе на холме находится братская могила, где похоронены погибшие воины.

Памятник погибшим воинам.

                                                                       Источники, использованные в работе.

   1. Смоленская областная организация журналистов СССР. «Продолжение подвига. Книга о Смоленских чекистах».1988.

   2. Константин Исаченков. Неизвестная война. Три года под Гитлером. «МК» в Питере» «Город-812».  23.06. 2010 года

   3. Н. Москвин. Партизанскими тропами. Московский рабочий. 1967.

   4. Н. Москвин. Дорогами боевого братства. Московский рабочий. 1986.

   5. М.Воробьев, В. Усов. Подвигам жить в веках. Московский рабочий. 1985.

   6. М. Воробьев, А. Храпченков. В боях на Смоленской земле. Московский рабочий. 1975.

   7. М. Воробьев, В. Усов. За каждый клочок земли. Московский рабочий. 1989.

   8. Смоленская областная газета "Рабочий путь" за 1943 - 1980 годы.

   9. Материалы Касплянской районной газеты «Ленинский путь» за послевоенные годы.

   10. ЦАМО. Ф. 500. оп.. 12462. д. 537. л. 107-108.

Вниманию читателей!

   В 2015 году издательство АСТ выпустило книгу подготовленную коллективом авторов «Дети войны» серии «Народная книга памяти». Одна из глав указанного сборника «Все еще можно увидеть» посвящена жизни села Каспли в годы оккупации  территории немецкими войсками, в период войны с гитлеровской Германией 1941 – 1943 годах. Автор главы Исаченков Константин Павлович, будучи подростком, проживал в ту пору в указанном поселении. Его воспоминания уникальны. Более подробного и правдивого повествования о повседневной жизни селян тех лет попросту нигде нет, и теперь уже не будет. Воспоминая довольно объемные – более пятидесяти печатных страниц текста.

   Должен сказать, что имеются несовпадения  в информации изложенной на сайте и воспоминаниями Константина Павловича. Если автор данных строк допустил неточность в своём повествовании, то это добросовестное заблуждение, поскольку весь мой материал основан на документах. Хотя, впрочем, за давностью лет и Исаченков мог что-то упустить.

   Очень хотелось бы разместить эти воспоминания на страницах своего сайта. Однако принимая во внимание требование закона о защите авторских прав, запрещающего перепечатку, публикация невозможна.

   Вместе с тем никто не запрещает автору данных строк рекомендовать приобрести указанную книгу, пусть даже в электронном виде, продаваемую во многих интернет - магазинах.

   Шервуд В. Коллектив авторов. Дети войны. Народная книга памяти. Издательство АСТ. 2015г.